Психология.Пермь

ЧАСТЬ II. ПРОСВЕТЛЕНИЕ

Я представляю себе Фрица Перлза как ребенка, бродящего по площадке для игр, полной разнообразных принадлежностей. Некоторые он детально исследует, другими играет некоторое время, на иные лишь бросает взгляд, размышляя вслух и двигаясь. Иногда он возвращается к старым игрушкам и рассматривает их под углом зрения нового накопленного опыта, обнаруживая что-то, чего он не заметил в первый раз. Неудивительно, что та игрушка, с которой он играл в данный момент, была самой важной, и заполняла его мысли и разговоры, пока он с ней играл.

Через некоторое время другие дети замечают, как ему интересно, и присоединяются к нему. Он охотно делится игрой с другими – более охотно, чем некоторые из тех, кто к нему присоединился, – хотя он и не слишком склонен к кооперации и иногда заинтересован в сохранении собственности. Некоторые из присоединившихся к нему не обладают слишком развитым воображением. То, с чем Фриц играл в тот момент, когда они к нему присоединялись, составило для них всю гештальттерапию, и они начинали протестовать, когда он переходил к другим вещам. Иной раз, встречая гештальттерапевта, я могу догадаться, в какой момент он присоединился к Перлзу, по игрушкам, которые продолжают его занимать.

Хотя эта площадка для игр привлекает меня так же, как Фрица, почти с самого начала для меня вырисовываются иные игрушки. Я с уважением изучил все, что нравилось Фрицу, но начал посвящать все больше времени тому, чему он уделял времени гораздо меньше.

Глава 4

ГЕШТАЛЬТТЕРАПИЯ

Начиная писать эту главу, я чувствую себя как музыкант, пытающийся передать, что такое Девятая симфония Бетховена, насвистывая несколько тактов основной темы. Гештальт – немецкое слово. Оно означает структурированное целое, подчеркивает важность полного контекста в коммуникации. Наша коммуникация ограничена небольшим количеством черных следов на белой бумаге. Если бы я, сидящий в состоянии фрустрации за пишущей машинкой, мог бы прийти к вам, сидящим, возможно, столь же фрустрированно за своим столом, мы могли бы работать вместе, концентрируясь на деталях общей для нас ситуации. При этом мы бы могли учиться, то есть открывать новые возможности.

Ничто не существует в изоляции. Я пишу не в вакууме, и вы не в вакууме читаете. То, зачем вы читаете эту главу, то, как вы сидите, то настроение, в котором вы начали это делать, – все это частично определяет, что и как вы поймете, и как вы будете использовать то, что прочли. То, как вы будете пользоваться прочитанным, гораздо важнее, того, как вы поняли, если под пониманием подразумевать обычный процесс словесных формулировок.

Здесь уместно отметить, что я не чувствую потребности в том, чтобы эта глава была полной или чтобы она соответствовала чему-либо из того, что вы могли бы слышать или читать про гештальттерапию. Я буду рассматривать ее с разных точек зрения. Каждая более или менее полна, и каждая различными способами пересекается с другими. Но вместе с тем независима и представляет собою самостоятельную точку зрения. Объединение кажущихся несоответствий – работа, полезная сама по себе.

В действительности вы знаете все, что я собираюсь сказать в этой главе. Знание не аддитивно, мы не добавляем кирпичи друг к другу и не ставим друг на друга блоки. Мы скорее все более глубоко и полно дифференцируем и проясняем отношения в пределах широких понятий, о которых мы уже имеем некоторое представление. Я собираюсь лишь напомнить вам некоторые вещи и кое-что акцентировать.

Это один из принципов, с которым гештальттерапевты подходят к своим пациентам. Пациенты уже знают все, что им следует знать, и имеют все, что им нужно. Они нуждаются лишь в некоторой помощи для прояснения. Эта помощь, скорее всего, будет состоять совсем не в том, что обычно понимается под помощью, а в разрушении глубокого убеждения пациента, что он нуждается в помощи, и в демонстрации ему на его же собственном опыте, что он уже обладает тем, что ему нужно.

Гештальттерапия развивалась в сороковые годы Фрицем Перлзом. Она опиралась на три группы принципов, развивавшихся психоанализом, прежде всего в варианте Вильгельма Райха, экзистенциализмом и холизмом Яна Смита и гештальт-психологии Курта Коффки. Сильная и особенная личность Фрица Перлза, а также его работа в контексте терапии придали этим принципам весьма своеобразную форму.

Многим из нас, работавшим с ним, было ясно, что принципы не только независимы от личного стиля Фрица, но более того, они не ограничиваются формой психотерапии. Скорее они составляют целостный подход к жизни. Некоторые из нас формально заявили об этом, переменив название гештальттерапии на Обучение сознаванию гештальтов, с чем Фриц соглашался. Таким образом, хотя многие примеры в этой главе взяты из разговоров с пациентами, не следует думать, что методы или точка зрения ограничены только терапией.

В действительности все наиболее важные иллюстрации будут взяты из вашей собственной жизни. На протяжении всей главы разбросаны упражнения или эксперименты, которые вы должны сделать сами, записывая то, что у вас получится. Каждое упражнение – это, по существу, структура или позиция, в которую вы должны поместить себя, в которой вы имеете возможность пережить определенные состояния и обнаружить нечто новое относительно себя и гештальта.

В качестве первого эксперимента зафиксируйте ту позу, в которой он вас застал. Сидите так, как вы сидите, не изменяя по возможности ничего. Обратите внимание на то, как именно вы сидите, где и как вы держите книгу, какое отношение к ней у вас уже сформировалось, каково ваше настроение в этот момент.

Когда вы будете полностью сознавать, что в этот момент происходит, попробуйте сделать несколько обращений. Измените свою позу на противоположную. Представьте себе, что ваше настроение является также противоположным. Посмотрите, что будет при этом происходить.

Научение чему-то, что вовлекает полностью весь организм и ведет к "знанию" в отличие от "знания о", лучше всего происходит посредством делания чего-то, и получения обратной связи от мира, затем небольших перемен, новых попыток, новой обратной связи и т.д. Кто-то отметил, что сложная вещь, которой дети лучше всего научаются – это ходьба. Дело в том, что ходьбе обучают не люди, а сила тяжести, которая весьма надежна и точна в обратной связи.

Поскольку я не могу предоставить вам обратную связь по поводу того, как вы взаимодействуете с моими словами, я предлагаю вам несколько способов увеличения той обратной связи, которую вы можете для себя создать.

Вы можете, если вам нравится, посчитать это предложение смешным, тем не менее я рекомендую его серьезно. Если в какой-то момент вам придет в голову использовать мой образ для втыкания иголок, не забудьте потом поменяться с ним местами и ответить за меня.

Я всю жизнь проучился в школе, думая про себя свое "но", и больше обращая внимание на критику, исключения и ошибки, чем стараясь открыто искать нового, более широкого значения. Посмотрите, нет ли в вас самих такой установки и дайте, по меньшей мере, такое же время другой, более открытой и естественной. Помните, – то, что кажется правильным, может казаться таким только в силу длительной привычки. Человек, привыкший сутулиться, чувствует себя как-то не так, если выпрямляется. Испытайте эти идеи в течение достаточно длительного времени, чтобы они смогли составить конкуренцию привычному и знакомому.

В качестве начала для рассмотрения Гештальта выберем простую точку зрения. В каждый момент каждый человек вовлечен во множество энергетических процессов: движений, ощущений и пониманий. Мышцы человека всегда находятся в тонусе. Это происходит даже в покое. На уровне физической энергии всегда что-то происходит. В то же время, если только не затрагивать состояние сна или потери сознания, что-то всегда происходит в сознании человека, он что-то сознает каким-нибудь видом сознания. Этот процесс гораздо труднее определить или заметить, но это происходит все время.

С точки зрения Гештальта психическое здоровье состоит в тесной связи этих двух процессов: физического и умственного. Когда сознавание-замечание конгруэнтно или соответствует протеканию энергетического процесса, человек психически здоров, даже если он испытывает боль. Психическое нездоровье состоит в отсутствии этого соответствия, то есть в том, что важные энергетические процессы выпадают из сознания и не замечаются человеком.

Здесь необходимо некоторое уточнение. Нет нужды, чтобы сознание следовало за каждым энергетическим проявлением, если нет препятствий его следованию. Например, если человек в течение двадцати лет играет на рояле буги-вуги, он почти совершенно не сознает, что делает его левая рука, когда он играет пьесу. Если только вообще его внимание привязано к тому, что он играет, то оно следует за правой рукой. Более вероятно, что он с кем-то болтает, пока его руки играют то, что нужно, или он флиртует с официанткой. Однако если что-то идет не так, например, запала клавиша, нет никаких препятствий к тому, чтобы его сознание быстро и полностью перешло к процессу игры.

В ситуации терапии может возникнуть момент, когда мужчина говорит: "Да, сэр, я прекрасно уживаюсь с женой, я действительно люблю ее". В то же время его правый кулак ударяет левую ладонь с большой силой. Это может быть просто подчеркивающим слова жестом, но может быть чем-то другим, и гештальтист обратит на него внимание человека и предложит посмотреть, сознавание чего придет вместе с этим жестом, и нет ли какой-нибудь враждебности или страха, сопровождающих слова о любви.

В идеальном случае этот эксперимент лучше проводить с одним или двумя друзьями, читающими эту книгу, или с магнитофоном. Работая, когда другие просто наблюдают или когда магнитофон включен на запись, начните просто отмечать все, что вы сознаете. Начинайте каждую фразу словами: "Сейчас я сознаю...", и заканчивайте ее тем, что рельефнее всего выделяется в вашем сознавании в текущий момент. Если это что-то такое, о чем вы не хотели бы говорить вслух, так и скажите: "Сейчас я сознаю свою цензуру". Гораздо лучше подвергать сознавание цензуре, чем блокировать его. Чувствуйте себя свободным цензором и делайте это столько, сколько хотите. Если у вас в течение некоторого времени не появляется желание что-либо цензурировать, то вы или лжете, или блокируете свое сознавание, – или вы не обнаруженный до сих пор святой.

Очень возможно, что наблюдая друг друга во время эксперимента, вы заметите определенный способ поведения, иногда довольно интенсивного, не сознаваемого тем, кто выполняет эксперимент. Во многих случаях то, о чем не сообщается, просто оказывается пропущенным из-за отбора. Если спросить человека об определенном поведении в то время, когда оно осуществляется, он отметит, что вполне сознает его. Но может быть и такое поведение, которое явно не сознается. Может быть и такое поведение, которое не сознается полностью и не выпадает из сознания полностью. Если спросить об этом поведении, то человек может, например, сказать: "Да, я, наверное, улыбался. Я не замечал этого в тот момент, но, конечно же, так и было".

Почти каждый человек часто пропускает некоторые очевидные энергетические проявления, а определенные процессы выпадают систематически. В процессе гештальтистской работы мы часто обнаруживаем, что если пациент замечает и фокусируется на каком-то указанном нами энергетическом проявлении, это обычно вызывает взрыв чувств и мгновенное расширение сознания, а также чувство удовольствия и высвобождения энергии. Как будто существовали препятствия к возможности сознавать некоторые процессы, а теперь их нет. Чем больше таких препятствий, тем больше энергии человека связано в этих процессах и находится вне сознания. Иногда энергия находится и в самих препятствиях, которые мешают сознаванию и тем меньше энергии остается для плавного пластичного и эффективного проживания жизни.

Делая это, заметьте, не напрягается ли какая-нибудь часть тела. Отметьте, не приходят ли в голову какие-нибудь мысли, образы, воспоминания. Заметьте, что происходит, когда вы напрягаете до предела то, что обнаружили, но с закрытыми глазами. Уделите особое внимание возникающим чувствам.

Часто выражение лица отражает вполне определенную эмоцию. Бели эмоция понятна, посмотрите, не появился ли некий фокус или объект этой эмоции. Это может произойти, а может и не произойти. Посмотрите, не возникнут ли специфические воспоминания о каком-нибудь времени или месте.

Важно не форсировать этот процесс. Просто будьте открыты к возможности всего происходящего и отмечайте, когда оно происходит. Если, например, вы начинаете сознавать гнев, не уходите из этого переживания, задавая вопрос: "Чего это я сержусь?", – а просто оставайтесь в нем. Пусть чувство гнева продолжается, дайте прийти вместе с ним и другим образам, а не отходите в сторону, спрашивая "почему?".

Запишите или расскажите, что произошло с вами. Если вы растерялись при выполнении этого эксперимента, попробуйте еще раз. Часто нужно несколько попыток, прежде чем люди научаются делать это.

В этом эксперименте может возникнуть много различных вещей. Часто люди переживают эмоции к чему-то, и это то, что они давно носили с собой, сами того не замечая. Это может быть воспоминание большой давности, но чаще это что-то более близкое по времени.

На лице расположено много мышц, хорошо снабженных нервными окончаниями. Лицу доступно огромное количество различных тонких выражений. Лицо гораздо более важно в общении, чем обычно думают, причем не только в общении с другими, но и в общении с самим собой. Тонкость и разнообразие переживаний основаны на обратной связи центральной нервной системы с мышцами лица.

Каждое сообщение о сознавании чего-либо в одном из экспериментов или вообще в жизни, может рассматриваться с точки зрения того, насколько это прямой опыт, а насколько представление об опыте.

Если вы записывали на магнитофон вашу первую попытку проделать упражнение по сознаванию, то прослушайте эту запись. Если нет, повторите эксперимент и отметьте каким-либо образом то, о чем вы говорите, перенося фокус своего внимания от момента к моменту.

Говоря о тревожности, люди основываются на совершенно различных комплексах сенсорных переживаний. Кто-то еще, сообщая о том, что он сознает, может начать говорить весьма поэтично: "Это похоже на вихрь, бушующий в голове" или "Я чувствую себя так, словно передо мной внезапно появился мой лучший друг". Такого рода сравнения что-то передают, но могут также использоваться как препятствия к полному переживанию опыта. Говорящие могут так использовать свое воображение, что вызывать в слушателях чувства, которых сами не испытывают.

В эксперименте со своим лицом вы могли заметить, что сознавание, начинаясь весьма смутно и обобщенно, становится все более точным и четко локализованным в определенных мышцах лица. В то же время связанная с этим эмоция становится яснее. Представление "Я чувствую тревогу" – это довольно сложное заключение, основанное на большом количестве переживаемых впечатлений. Будучи выводом или гипотезой, а не непосредственным опытом, оно представляет собой сложную смесь переживаний и представлений об опыте.

Соотношение опыта и представление об опыте количественно варьирует. Например, если вы затрудняетесь в формулировках и в самом сознавании, вы можете пробормотать что-то о дискомфорте. По мере уточнения вы можете прийти к взволнованности. Это может быть триумфом сознавания в данный момент, то есть максимумом того, что вам доступно. Это самое близкое расстояние, на которое вы можете подойти к действительному переживанию. Разницу заметить нетрудно. Если утверждение "Я сознаю, что нервничаю" произносится плоским деловым тоном, это почти наверняка представление говорящего о его опыте. Если это говорится с чуть покрасневшим лицом, с неспокойным телом, с придыханием и опущенными глазами – мы можем предполагать, что в этот момент сознавание включает большую долю непосредственного опыта, хотя его словесное описание похоже на представление.

Вообще говоря, может быть нечто вроде континуума концептуализации (совокупности представлений по поводу опыта), и если человек начинает с этого континуума, то рост сознавания сопровождает движение к более полному переживанию, отходу от концептуализации.

Возможно, вы недоумеваете, зачем все это нужно. Одно сознавание ничем не хуже другого. Почему бы ни говорить просто о том, что сознается, забыв о том, концептуализация это или реальное переживание. Важность различения в том, что представления становятся фиксированными и неподвижными, в то время как актуальный опыт текуч и все время меняется. В тот момент, когда человек, изворачивавшийся и старавшийся избежать переживания своей тревоги, наконец обращается к актуальному опыту, ощущает свой кишечник, свою дрожь, – он полностью проживает все, что он чувствует, и сознает это. В результате его переживания меняются – обычно (хотя и не обязательно и не всегда сразу) в направлении уменьшения тревожности.

Пока человек фиксирован на том, чтобы не переживать полностью то, что есть, изменение не кажется возможным, фиксированность препятствует ему. Это определенный взгляд на психические расстройства: симптомы являются результатом непереживаемого, неосознаваемого опыта, побочными продуктами неистового стремления избежать сознавания определенных переживаний. Когда человек оказывается в состоянии принять этот опыт и пережить его, симптомы и страдания исчезают.

Чем больше в организме присутствует таких незавершенных дел и непережитых опытов, тем меньше энергии остается для других действий и других переживаний. Можно сказать, что суть гештальттерапии состоит в том, чтобы сдвинуть человека от концептуализации к переживанию опыта. Гештальттерапия заканчивается, когда человек обретает способность полностью рассказать об актуальном опыте, который он переживает от момента к моменту, обо всем том, что происходит в нем по мере его движения по жизни, чем бы это не было.

Повторите первоначальный эксперимент на сознавание, но с одним отличием. Говоря о своем сознавании, используйте вместо "сознаю" слово "замечаю" или "наблюдаю". Делайте это, когда вам ясно, что сознаваемое действительно присутствует в ощущении в данный момент. Когда ясно, что сознаваемое, о котором вы говорите, это просто представление, воспоминание или фантазия, – воспользуйтесь словами "представляю". Если вы сомневаетесь по поводу того, что это, или если это кажется смесью того и другого, используйте первоначальное слово "сознаю". Например, в первоначальном эксперименте вы могли сказать: "Сейчас я сознаю, что немного утомил Джона". В новом варианте вы можете сказать: "Я замечаю, что Джон зевает и смотрит вниз. Я представляю, что я его, наверное, утомил".

Практикуйтесь в этом, пока не станете сравнительно легко и быстро отличать, действительно ли вы замечаете что-то, или воображаете, то есть представляете его. В этом могут быть свои тонкости. Если человек, который только что сидел с вами в комнате, встает и направляется к двери в кухню, а через 30 секунд вы говорите: "Сейчас я сознаю, что Джон пошел на кухню", – то это, скорее всего не сознавание, а память, и слова "представляю себе" были бы более точными, потому что в этот момент он уже на кухне, а не идет на кухню. То, что он идет, существует только в вашем воображении.

Продолжайте наблюдать в жизни реальный опыт и концептуализацию в себе и других. Когда различение станет более ясным, обратите внимание на то, как это различие действует на ваше ощущение в жизни – то есть на ощущение себя живым – и на ваше общение с другими. Различите, когда вы имеете дело преимущественно с представлениями, а когда – с прямым опытом.

Есть несколько признаков отвлечения от чистых переживаний. Один из них – это любого рода обобщения. Как только люди начинают говорить о том, что они обычно переживают "часто, когда...", мы знаем, что они не имеют в виду конкретного опыта, а говорят о понятиях или обобщениях, и в этой ситуации может произойти лишь немногое. Это будет так, пока они остаются на этом уровне. Решающим является то, перейдут ли они к тому, что актуально происходит, то есть к актуальному опыту определенной ситуации, или нет.

Любое обращение ко времени – другой показатель возможного уклонения от полного переживания. Например, обращение к будущему событию почти неизбежно означает, что говорящий не перейдет к конкретности. Можно быть очень конкретным относительно прошлого события, но это лучше всего происходит, когда мы просим человека оживить это прошлое событие, говоря о нем в настоящем, а не оставляя его в прошлом посредством использования прошедшего времени.

Переживание может быть осуществлено только сейчас, в то время как представления растянуты во времени. Так что если человек хочет быть открытым, хотя бы в возможности переживания, он должен быть в настоящем. Говоря о прошлом событии, он должен воспроизводить его так, как будто оно происходит сейчас.

Еще более тонкий показатель – это все, что указывает на сравнение опыта говорящего с чьим-нибудь чужим. В момент сравнения внимание человека не может быть полностью сосредоточено на его опыте. Некоторая часть внимания уделяется тому, с чем опыт сравнивается, а еще часть – самому сравнению. Если человек говорит: "Я все еще сознаю...", – мы знаем, что имеем дело со смесью манипулирования представлениями и опыта. Чтобы сказать "все еще", человек должен сравнивать то, что он делает сейчас, с чем-то, что было раньше или с чем-то ожидаемым. Сравнение и ожидание – это проявление концептуализации.

Нет ничего плохого в сравнении. Это означает лишь, что мы до некоторой степени отстранились от опыта, который в настоящее время является материалом для сравнения. Мы интерпретируем опыт или часть его, как объект отдельный от нас, который можно сравнить с другим объектом, также отделенным от нас. Если в момент сравнения мы полностью ощущаем сравнение – мы переживаем его. Но если, например, мы сравниваем степень волнения, которое переживаем сейчас, с тем волнением, которое присутствует обычно, – мы не переживаем волнение полностью. Нам остается пережить только акт сравнения.

В качестве практического теста меры переживания и меры концептуализации в отчете о сознавании многие гештальтисты используют возможность локализовать нечто в теле. Если человек говорит: "Я чувствую себя сердитым", – гештальтист может сказать: "Где вы переживаете это чувство?" Если человек не может найти места для этого ощущения в своем теле, то он, скорее всего, имеет дело с представлением. Человек не сердит в настоящий момент, а имеет лишь смутное воспоминание о том, как он обычно сердится. Если человек может найти локализацию ощущения в теле, то гештальтист может работать с темой, предлагая пациенту сфокусироваться и все более точно и ясно распознавать, что именно переживается.

У каждого человека есть много степеней злости и сердитости, а также смеси рассерженности с чем-то еще. В данный момент гештальтист интересуется именно конкретной смесью, а не гневом вообще. Основной гештальтистский принцип состоит в том, что корень знания и понимания значения любого опыта состоит в переживании его, а не в отстранении и задавании вопросов "почему" и поисках причины и следствия.

Когда я задаюсь вопросом, почему же у меня болит голова или почему я так зол на кого-то – я отхожу от опыта. Опыт стал этим воспоминанием, чем-то, что уже произошло. Я нахожусь где-то в другом месте, рассматривая связи состояния с остальным миром. Опыт заморожен и неизменяем. Это воспоминание или представление о том, что когда-то было опытом. В этой позиции нет ничего нового и ничто не может из нее возникнуть. Я фиксирован в мире объективного опыта. Использование местоимения "это" в обозначении ситуации – также указатель, что говорящий отдален от полного переживания и находится на уровне представления.

Путь к знанию заключается в том, чтобы оставаться с опытом. Если у меня болит голова, я просто локализую и переживаю боль так полно, как только возможно. Если я сердит, то остаюсь в переживании своей рассерженности, фокусируясь на том, на ком фокусируется мой гнев.

Из этого опыта, если я остаюсь с ним, возникает мера значения, которая необходима в данной ситуации и вся необходимая дальнейшая информация. Если я сердит и не знаю почему, я просто остаюсь с опытом и углубляю его, двигаясь к нему все больше и больше, уходя все дальше и дальше от концептуализации. В результате внезапно может появиться образ того, на кого я сердит. Если я уже знаю, на кого я сердит, но не знаю повода и продолжаю фокусировать мой гнев, то рано или поздно повод проявится. Все, что мне нужно знать, будет внезапно проявлено при углублении опыта.

Оглядитесь в комнате, в которой вы сейчас находитесь и выберите какой-нибудь объект. Лучше, если объект выберет вас, то есть что-то бросится вам в глаза. Начинайте описывать этот объект с одним изменением. Все время говорите о нем, как о себе. Если вы выбрали книжный шкаф, говорите: "Я – книжный шкаф, Я стою у стены". Поместите на некоторое время свой центр сознавания в этот объект. Вы – этот объект, переживающий и воспринимающий вселенную из такой позиции.

Когда вы почувствуете, что иссякли, что сказали все, что можно было сказать, постарайтесь заново войти в объект и сказать еще две-три фразы. Теперь проговорите несколько предложений, начиная их словами: "Я, конечно, не...". Проделайте это, оставаясь в позиции выбранного объекта.

Часто оказывается, что некоторые из фраз, которые произносятся вами, содержат в себе импульс чувства или производят на вас какое-то действие. Выберите две-три такие фразы, вернитесь к объекту и проследите эти темы чуть глубже. Например, если в качестве книжного шкафа говорить, что стоите прислонившись к стене, вернитесь в ощущение опоры на стену и проследите за ним, оставаясь книжным шкафом, и оставайтесь в нем настолько долго, насколько вам это удастся. Часто некоторые из таких фраз или тем, в которые вы входите, оказываются спонтанно связаны с вашей жизнью. Если нет – тоже хорошо.

Попробуйте проделывать этот эксперимент несколько раз в течение следующих дней, как только какой-нибудь объект обращает на себя ваше внимание. Исследуйте, что он имеет вам сказать – точнее, что вы имеете себе сказать через него.

Процесс, в который вы вовлекаетесь в этом эксперименте, называется проекцией или идентификацией. В каждый момент вашей жизни есть возможность для этого эксперимента. Каждый беглый взгляд на объект, если его развернуть, может привести к вещам, какие выявляются в этом эксперименте.

Одна из самых сильных сторон Гештальттерапии состоит в готовности и способности гештальтиста следовать за фокусом энергии, куда бы он ни двигался, не будучи пойманным словами. Для невнимательного наблюдателя работы с пациентом может показаться, что терапевт не обращает внимания на слова, перебивает, меняет тему. Однако, к концу работы, если она успешна, человек испытывает значительное чувство облегчения и интеграции. Он обнаруживает, что он все время был в фокусе внимания терапевта. Придерживаясь ведущего сознавания, я, фактически, прислушиваюсь к организму в целом, а не только к той части его, которая произносит слова.

Очень часто смена фокуса сознавания происходит в противоположностях. То есть, пережив полностью некоторый аспект происходящего, человек скорее перейдет к противоположному, чем к чему-то, не имеющему отношения к пережитому. Большая часть незавершенных дел, которые люди несут с собой, существуют в виде полярностей. Эти полярности существуют одновременно, продолжая внутренний спор. Часто эти споры ведутся обвиняющим критическим голосом долженствования – я должен, обязан, который Фриц Перлз назвал "собакой сверху" и протестующим голосом лени – я не могу, не хочу, который он назвал "собакой снизу".

Повторите несколько раз вариант первого эксперимента ориентированного на обращение. Представьте себе или притворитесь, что дела обстоят не так, как они обстоят, а наоборот. Сделайте (что бы это ни значило для вас) так, чтобы ваше чувство в определенной ситуации стало бы полностью противоположным. Побудьте с этим достаточно долго, чтобы посмотреть, что из этого получится.

Большинство конфликтов появляется в форме поляризованных позиций типа "я должен выполнять домашнее задание" и "мне этого не хочется". Гештальт-подход состоит в том, чтобы продвигаться от одного к другому, переживая ощущения каждой стороны так полно, как это возможно. Это делается вместо того, чтобы сидеть в напряженном, неудобном и смешном амбивалентном положении. Переход на каждую из сторон и полное переживание каждой стороны часто дает возможность осуществить новый синтез, который с большим удобством включает большую часть вас.

Есть еще один принцип Гештальта, который следует из вышесказанного. Если действительно пребывание с опытом – лучший способ использовать его наиболее плодотворно и пережить его наиболее полно, то почему бы не попробовать использовать в качестве целенаправленного приема преувеличение для ускорения процесса полного переживания. Разумеется, первые попытки преувеличения состояния могут быть искусственными, но часто они довольно быстро переходят в подлинный опыт.

Если человек жалуется на головную боль, то мы знаем, что он каким-то образом создает эту головную боль, но не знаем, каким именно. Мы просим человека увеличить ее, то есть сесть так, как для этого нужно, или думать о том, о чем нужно думать, или смотреть туда, куда для этого нужно. В общем, делать то, что пациент найдет нужным делать, чтобы усилить боль. Вместо того, чтобы пассивно наблюдать и ждать действий пациента, мы вмешиваемся и пробуем сделать боль сильнее. Часто человек может сделать это довольно быстро. Когда он демонстрирует способность изменять боль в одном направлении, он обычно спонтанно находит способность двигать ее и в другом, то есть заставить ее исчезнуть в большей или меньшей степени. Если человек говорит о некотором раздражении, мы предлагаем ему претвориться серьезно раздраженным и раздосадованным. Если потенциал существует – он проявится.

Далее. Большинство конфликтов или напряжений существует через полярности, и человек в данный момент проявляет одну из сторон. Произвольное обращение часто вводит полярность в непосредственное сознавание. Если человек говорит о том, что кто-то сводит его с ума, то можно быть почти уверенным, что существует довольно сильное притяжение к тому человеку, иначе гнев не был бы столь сильным. Человек не будет терять время на злость в отношении людей совершенно для него не важных. То есть помимо состояния гнева определенно существует какое-то позитивное чувство. Хорошим приемом может быть притворство на одну-две минуты, что эти позитивные чувства существуют и высказать одно-два предложения с позиции этих чувств.

Приемы преувеличения и обращения вместе называются "тяни-толкаем".Это основные приемы гештальт-подхода. Их действенность легко понять благодаря воспоминанию о способе сдвигания застрявшего автомобиля. Вы не тянете его в одну сторону, а скорее раскачиваете вперед и назад. Последний сильный толчок вперед может оказаться самым решающим. Человек, завязший в конфликте, или в двойственных чувствах, часто с помощью тяни-толкая может быть перемещен на новое место.

В этой главе мы уже намекали на гештальтистскую теорию изменения. Настало время выразить ее более четко. С точки зрения Гештальта все, что необходимо для изменения, это просто ситуация, в которой человек переживает то, что есть в наличии. В момент полного переживания изменение происходит мгновенно, спонтанно и неизбежно. Как только я осознаю процесс, который просится войти в сознание, ситуация проясняется и я перехожу к тому, что стоит на очереди. Это может быть не тем, что я предполагаю, и что я хотел бы изменить. Это движение всегда происходит в направлении большего равновесия и всегда сопровождается освобождением некоторого количества энергии, ощущением легкости, что бы не происходило.

Если человек старается измениться в течение некоторого времени, то основным препятствием к изменению может стать как раз это самое старание. Оно удерживает человека от возможности переживать основное событие.

Если я боюсь пережить свое одиночество, то я буду делать все для того, чтобы избежать его. Я буду встречаться с людьми, курить с ними, пить кофе, заведу ряд ничего для меня не значащих сексуальных знакомств, и так далее. Но парадоксальным для меня образом эти самые действия, которые я использовал для защиты от одиночества, более всего поддерживают ситуацию неизменной. Они создают мне условия, при которых я избегаю опыта, хотя только в полном переживании одиночества есть шанс, что оно пройдет и даст мне свободу пережить что-нибудь еще. И тогда возникает следующий парадокс. Как только я действительно начинаю переживать этот пугающий процесс, так он растворяется, становясь чем-то иным, нежели то, чего я ожидал и чего боялся. Иным, чем ранее представление о нем, то представление, которое я составил и носил с собой так долго.

По-другому это можно представить так, что мое поведение всегда определяется тем, что я отказываюсь пережить в реальности. Отсюда понятно, почему гештальттерапию называют парадоксальной методикой изменения. Мы просим людей, которые приходят, чтобы измениться, сделать труднейшую вещь в мире. Сделать то, что они больше всего не хотят делать – отказаться от представлений об изменении и просто переживать то, что есть. Люди избегают опыта, притворяются, что его нет, делают что-то еще и остаются теми же самыми, если только не более сложными. Это происходит до тех пор, пока они не сделают этого простого и трудного шага: переживать то, чего они избегали.

Нужно сделать еще одно дополнение, чтобы это утверждение могло быть полным. Часто может показаться, что человек переживает нечто полностью, но все же остается привязанным к этому, привязанным к попыткам избегать этого в дальнейшем. Он не обнаруживает облегчения или исчезновения неприятных симптомов.

Важным моментом является параллельное сознавание наряду с переживанием также своего выбора. Того, что я сам выбрал и создал это переживание, а не являюсь его жертвой. Если переживание одиночества сопровождается чувством, что на это одиночество меня обрекли мои родители, или кто-то меня оставил и этим сделал меня одиноким, – я еще не полностью переживаю происходящее. Необходимо в дополнение к этому мое сознавание того, что в каждой точке моей жизни я по собственной воле участвую в ситуации, создающей опыт, которого я пытаюсь избежать.

Гештальттерапию часто отождествляют с формами психотерапии, требующими драматических телесных действий и выражений в качестве необходимых элементов процедуры. Действительно в нашей культуре стремление к минимуму выражения создает серьезную проблему. Старание жить одним интеллектом вместо полной жизни всего организма, – может быть это основная проблема большинства людей.

Тотальное выражение того, что происходит, – естественный путь к полному переживанию. Многие приемы гештальттерапии используют процесс перевода словесных заявлений в телесные действия. Например, если муж и жена говорят о трудности быть близкими, терапевт может предложить им встать и попробовать, как близко они могут находиться друг к другу, и как они себя чувствуют на различных физических расстояниях друг от друга. Если человек в группе жалуется на комплекс неполноценности, терапевт может попросить его оглядеться и указать двух-трех человек, по отношению к которым он чувствует себя особенно неполноценно. Такие процедуры делают более конкретным и реальным то, что происходит. Они действительно способствуют более полному переживанию, чем это возможно при простых разговорах о чувствах.

Однако часто проблемой является смешивание драматического выражения с полным переживанием. Это необязательно одно и то же. Драматическое избивание подушек не гарантирует, что люди полно переживают то, что выражают. Переживание может быть тихим и все же очень значимым. А большая доля драматизма может быть проявлена и без ясно сознаваемого переживания.

Иногда присутствие лидера или группы, или просто некоторое давление может помочь человеку собрать силы и миновать тупик. Необходимо признать полно и ответственно свое избегание в этой точке, а не отрицать его. Это создаст для человека лучшие условия, чтобы справиться с тупиком в следующий раз, когда он снова встретится. Однако противостоять тупику так же нормально, как и не противостоять. Это так, коль скоро выбор осуществлен с полным осознанием своей ответственности. Делать же выбор в любую из этих сторон, думая, что меня вынудили обстоятельства, группа или ведущий – менее нормально и менее здорово.

Есть две распространенные ошибки в понимании ответственности. Одна состоит в смешивании ответственности и вины. Чтобы найти вину, нужно добавить моральную позицию к ситуации, которая сама по себе таковой не содержит. Важный шаг заключается в том, чтобы помочь людям принимать ответственность или просто увидеть, что они ответственны. Это происходит тогда, когда человек освобождается от предположения, что ответственность подразумевает вину.

Если я хорошо прицелился из винтовки, нажал курок и убил человека, я, вне всякого сомнения, ответственен за его смерть. Является ли это виной – зависит от того, кто он и кто я. Если я – полицейский, а он – убийца-маньяк, то я буду героем. Если я – убийца, а он – одна из моих жертв, то я виновен.

Другая ошибка заключена в соединении ответственности с долгом или обязанностью. По приведенному выше определению ответственность – это признание действия в качестве своего собственного. Дело в том, что можно исполнять долг и более и менее ответственно. Есть и солдат, который защищается утверждением, что действовал по приказу, и бюрократ, который говорит, что ему все это не нравится, но такова политика, и он ничего не может поделать. Они выполняют свой долг с разной степенью ответственности, точнее, с разной степенью безответственности.

Первый уровень ответственности, который прорабатывается в обучении гештальту, – это фундаментальный уровень использования своих чувств и своего ума. Если при обучении гештальту человек утверждает, что не слышал того, что я сказал, я вместо того, чтобы повторить прошу его сказать то, что он слышал. Приблизительно в 80 процентах случаев память точна. Он может точно повторить то, что я сказал. Обычно, когда он это делает, он может прийти в соприкосновение с природой своих возражений против того, чтобы слышать. Может быть ему не хочется этого слышать, или он хотел бы, чтобы я этого не говорил, или ему нужно время, чтобы сформулировать более точный ответ.

Точно так же, если человек утверждает, что он не понимает чего-то из того, что я сказал, мне кажется бесполезным повторять или пытаться выразить это другими словами. Человек все равно понял что-то. То, что он услышал или понял, является ключом к причине того, что он не слышит или не понимает полностью. В таких случаях я спрашиваю, что он понял из сказанного. Если человек утверждает, что он совершенно озадачен и не знает ничего о том, что произошло, я прошу его вернуться к последнему этапу нашего взаимодействия, который кажется ему ясным, и начать оттуда, точно выясняя, где началось непонимание. Кроме этого я ничего не делаю. Эту процедуру нужно применять очень мягко. Тогда она может сделать человека более ответственным за свое участие.

Выпишите на листе список того, что, как вы полагаете, должны делать в своей жизни, но особого желания к тому не испытываете. Затем переведите каждую запись в следующую форму: "Если я не сделаю (название действия, которое я должен сделать), то..." – и укажите последствия, которые вам предстоит пережить, если вы не сделаете того, что должны.

Далее постройте предложение типа: "Лучше я сделаю (действие), чем испытаю (последствия невыполнения)". Если последнее предложение верно, как это и должно было бы быть в большинстве случаев, рассмотрите вопрос о том, почему вы сознаете это как "долженствование" вместо того, чтобы признать, что учитывая данную альтернативу вы просто хотите делать это. Что дает вам ощущение этого действия как "должного"? Или на самом деле вы не верите, что последствия вашего неделания действительно будут иметь место?

Вы можете использовать эту модель для обнаружения того, что выражаясь логически, все в вашей жизни вы переживаете, как "я должен". На самом деле, если предположить, что мир такой, какой он есть, а это на самом деле так, эта позиция дело выбора.

Второй путь, с помощью которого можно проработать ответственность при обучении гештальту – это использование языка. Утверждения людей, что они должны или не могут чего-либо делать, почти никогда не принимаются. Вместо этого им предлагают увидеть точки выбора, которые существуют в этих ситуациях. Это делается до тех пор, пока человек не увидит, что если принять мир таким, каким он его видит, то он сможет делать то, что он хочет делать, платя при этом минимальную цену. Однако люди извлекают некоторую вторичную, глубинную или бессознательную выгоду из того, что они не принимают в свою ответственность, используя фразу "Я должен".

Существует такой прием, как создание фраз типа "Мне в голову пришла мысль" или "У меня возникают сомнения". Например, можно предложить начать предложение со слова "Я" с добавлением глаголов, например: "Я выражаю сомнение относительно того, о чем я думаю". Цель состоит в том, чтобы подчеркнуть, что это не внешние процессы, а то, что происходит внутри человека то, что он сам делает. Точно также в гештальт-практике люди сами отвечают за то, что они помнят или предпочитают вычеркивать из памяти, за то, что они воспринимают в окружающем их мире. В каждый конкретный момент существует бесконечное множество вещей, которые можно воспринимать; и то, что мы воспринимаем, определяется нашим выбором в данный момент. Если я начинаю скучать и не хочу этого признавать, то оглядываясь вокруг, я наверняка отыщу одно-другое скучающее лицо вместо лиц заинтересованных или радостных, или сердитых.

Во время нескольких следующих разговоров отметьте, каково ваше намерение при разговоре. Отметьте, если намерение отлично от содержания, которое вы высказываете, посмотрите, не определяет ли, не направляет ли намерение содержание разговора в каких-либо отношениях. Заметьте, что ваше отношение и намерение может быть различным при рассказывании одной и той же истории: вы можете рассказывать какой-либо инцидент человеку А с намерением произвести на него впечатление, человеку Б – с желанием поделиться с ним тем, как плохо обстоят дела в мире, а человеку С – просто, чтобы рассказать, что произошло.

Лишь после многих лет я начал понимать, сколь радикальной сменой жизненной позиции является гештальтистская точка зрения. Западная цивилизация помещает интеллект и когнитивное понимание на первое место в жизни (декартово "мыслю, значит существую", сократово "нерассматриваемую жизнь не стоит проживать"). Этот акцент привел к огромным преимуществам, но и к огромным потерям, одна из них, как мне представляется, – уменьшение ощущения живого, полного участия жизни. С точки зрения Гештальта центр жизни не в интеллектуальном понимании, а в переживании выбора и действия ("Выбираю, следовательно, существую, – непроживаемая жизнь не стоит рассмотрения").

Одна точка зрения объясняет нечто посредством механизма – того, как закручен, так сказать, мир. Дорожные происшествия, водопроводные неполадки и прочее – это механизмы. Дорожное происшествие может заставить меня опоздать, неурядицы в семье в детстве, и подростки, курящие марихуану в подъезде, могут сделать меня наркоманом. Другая точка зрения объясняет нечто посредством намерения, моей собственной активной воли, которая опирается на механизмы и использует их, чтобы получить то, чего я хочу. Мое намерение опоздать состояло в согласии не применять усилия к тому, чтобы успеть вовремя.

Может показаться, что это не только не научный, но даже антинаучный взгляд на мир. Цель науки – увеличить предсказуемость и управляемость изучаемых феноменов. Если же человек всерьез принимает гештальтистскую точку зрения, он становится менее предсказуемым и менее управляемым.

Традиционное заключение должно содержать напоминание немногих основных представлений, изложенных в этой главе. Если вы ждете этого, я искренне надеюсь, что вам трудно будет найти эти основные понятия. Я скорее предпочел бы, чтобы вы просмотрели эту главу весьма бегло. Последние ее фразы будут скорее личными соображениями по поводу Гештальта как социальной силы, чем заключением.

Гештальтистской точкой зрения много пользовались и много злоупотребляли. Многие ее приемы применяются традиционными терапевтами или приспосабливаются для создания драматических эффектов инсайта, при этом забывают, что в Гештальте для изменения не так важно "знать", почему я делаю нечто, сколько пережить в опыте, что я сам выбираю это.

Гештальт трудно представить себе респектабельной дисциплиной. Ее цель состоит в том, чтобы видеть активного, переживающего, выбирающего субъективного человека в центре его собственной вселенной, откуда Фрейд и бихевиористы долго старались его изгнать. Гештальт подчеркивает свободу и эксперимент, что нервирует бюрократов в медицине. Как движение Гештальт исчезает, как только появляется, т.е. он оказывает глубокое влияние на многих, кто начинает пользоваться им в собственных целях, забывая, что "это". Субстанция его сохраняется посредством передачи, форма же теряется и изменяется. Если Гештальт когда-нибудь будет принят в существующие структуры - можете не сомневаться, что он сильно изменился по существу, тогда нам понадобится нечто другое для той роли, которую выполняет сейчас Гештальт.