Психология.Пермь

VII. ИДЕНТИФИКАЦИЯ

 Идентификация известна в психоанали-

зе как самое раннее проявление эмоциональной  привязан-

ности к другому человеку.  Она играет определенную роль

в развитии Эдипова комплекса.  Маленький мальчик прояв-

ляет особый интерес к своему отцу.  Он хотел бы стать и

быть таким,  как он, быть на его месте во всех случаях.

Мы говорим с уверенностью: отец является для него идеа-

лом.  Это отношение не имеет ничего общего с  пассивной

или женственной установкой к отцу (и к мужчине вообще),

оно является,  наоборот, исключительно мужским. Оно от-

лично согласуется с Эпидовым комплексом, подготовке ко-

торого оно способствует.  Одновременно с этой идентифи-

кацией с отцом мальчик начинает относиться к матери как

к объекту опорного типа.  Итак, он проявляет две психо-

логически  различные  привязанности:  к матери -- чисто

сексуальное объектное влечение, а к отцу -- идентифика-

цию  с идеалом.  Обе привязанности существуют некоторое

время одна наряду с другой, не оказывая взаимного влия-

ния  и  не мешая друг другу.  Вследствие безостановочно

прогрессирующего объединения душевной жизни они,  нако-

нец, сталкиваются, и благодаря этому стечению возникает

нормальный Эдипов комплекс.  Ребенок замечает, что отец

стоит на пути к матери;  его идентификация с отцом при-

нимает теперь враждебный оттенок и становится идентична

желанию занять место отца также и у матери. Идентифика-

ция21 амбивалентна с самого начала,  она может  служить

выражением нежности,  равно как и желания устранить от-

ца. Она ведет себя как отпрыск первой оральной фазы ли-

бидинозной организации, во время которой внедряют в се-

бя любимый и ценный объект путем съедения  и  при  этом

уничтожают его,  как таковой.  Людоед остается, как из-

вестно,  на этой точке зрения:  он пожирает  как  своих

врагов, так и тех, кого он любит. Судьба этой идентифи-

кации с отцом потом легко теряется из виду.  Может слу-

читься так, что в Эдиповом комплексе происходит измене-

ние в том смысле,  что отец при  женственной  установке

принимается  за объект,  от которого прямые сексуальные

влечения ожидают своего удовлетворения, и тогда иденти-

фикация  с  отцом становится предтечей объектной привя-

занности к отцу.  То же самое относится к маленькой до-

чери  в  ее  взаимоотношениях с матерью.  Отличие такой

идентификации с отцом от выбора отца как объекта  легко

формулировать.  В первом случае отец является тем,  чем

хотят быть,  во втором случае -- тем,  чем хотят  обла-

дать. Итак, отличие заключается в том, относится ли эта

привязанность к субъекту или  к  объекту  человеческого

"Я".  Поэтому  первая  привязанность может существовать

еще до выбора  сексуального  объекта.  Гораздо  труднее

наглядно изложить это различие метапсихологически. Нуж-

но только отметить, что идентификация стремится к сфор-

мированию своего "Я" по образцу другого человека, кото-

рый берется за "идеал".  Из более запутанной  связи  мы

выделяем  идентификацию при невротическом симптомокомп-

лексе.  Маленькая девочка, которую мы наблюдаем, прояв-

ляет  тот же самый болезненный симптом,  что и ее мать,

например,  тот же самый мучительный кашель.  Это  может

происходить различными путями.  Это -- либо идентифика-

ция с матерью, порожденная Эдиповым комплексом, означа-

ющая  враждебное  желание  занять место матери,  и этот

симптом является выражением любви к отцу,  как к объек-

ту;  он реализует замену матери,  находясь под влиянием

сознания своей виновности:  ты хотела быть матерью, те-

перь ты являешься ею, по крайней мере, в страдании. Это

-- полный механизм образования истерического  симптома.

Или  же  этот симптом идентичен симптому любимого лица.

(Так, например, Дора в "Bruchstьck einer Hysterieanaly-

se" имитировала кашель отца); в этом случае мы могли бы

описать суть вещей таким образом, что идентификация за-

няла место выбора объекта, а выбор объекта деградировал

до идентификации. Мы слышали, что идентификация являет-

ся  самой  ранней и самой первоначальной формой эмоцио-

нальной привязанности;  при наличии образования симпто-

мов,  следовательно,  вытеснения и при господстве меха-

низмов бессознательного часто происходит так, что выбор

объекта опять становится идентификацией, т. е., что "Я"

берет на себя качества объекта. Интересно отметить, что

"Я" копирует при идентификациях иногда любимое лицо,  а

иногда -- нелюбимое.  Нам должно также придти в голову,

что  в обоих случаях идентификация является только час-

тичной,  в высшей степени ограниченной,  что она заимс-

твует лишь одну черту объектного лица. Третьим особенно

частым и важным случаем образования  симптома  является

тот случай,  когда идентификация совершенно не обращает

внимания на объектное соотношение к лицу,  которое  она

копирует. Когда, например, девушка, живущая в пансиона-

те,  получает письмо от своего  тайного  возлюбленного,

возбуждающее  ее ревность,  и реагирует на него истери-

ческим припадком, то некоторые из ее подруг, знающие об

этом,  заражаются этим припадком, как мы говорим, путем

психической инфекции.  Здесь действует механизм иденти-

фикации,  происходящей на почве желания или возможности

находиться в таком же положении.  Другие тоже хотели бы

иметь  тайную любовную связь и соглашаются под влиянием

сознания своей виновности также и на  связанное  с  ней

страдание.  Было  бы  неправильно  утверждать,  что они

присваивают себе этот симптом из сострадания. Наоборот,

сострадание возникает лишь из идентификации,  и доказа-

тельством этого является тот факт,  что такая  инфекция

или  имитация  возникает  и  при таких обстоятельствах,

когда предшествующая симпатия меньше той, которая имеет

обычно  место  между подругами по пансионату.  Одно "Я"

почувствовало в другом существенную  аналогию  в  одном

пункте,  в нашем примере -- в одной и той же готовности

к чувству; на основании этого создается идентификация в

этом пункте, и под влиянием патогенной ситуации иденти-

фикация передвигается на симптом, продуцируемый челове-

ческим "Я". Идентификация через симптом становится, та-

ким образом,  признаком скрытого места у обоих "Я", ко-

торое  должно было бы быть вытеснено.  Мы можем объеди-

нить изученное в этих трех источниках: во-первых, иден-

тификация  является самой первоначальной формой эмоцио-

нальной привязанности к объекту,  во-вторых, она стано-

вится путем регрессии заменою либидинозной привязаннос-

ти к объекту, как будто путем интроекции объекта в "Я",

и в-третьих, она может возникнуть при каждой вновь под-

меченной общности с лицом, не являющимся объектом поло-

вого влечения.  Чем значительнее эта общность,  тем ус-

пешнее должна быть эта частичная идентификация, дающая,

таким образом, начало новой привязанности. Мы догадыва-

емся,  что взаимная привязанность индивидов, составляю-

щих массу,  является по своей природе такой идентифика-

цией в силу важной аффективной  общности,  и  мы  можем

предположить,  что эта общность заключается в привязан-

ности к вождю.  Мы, конечно, далеки от того, чтобы счи-

тать  проблему  идентификации  исчерпанной;  мы стоим у

преддверия того, что психология называет "вчувствовани-

ем"  и что принимает наибольшее участие в нашем понима-

нии чуждого "Я" других лиц.  Но мы ограничиваемся здесь

ближайшими  аффективными  проявлениями  идентификации и

оставляем в стороне ее значение для  нашей  интеллекту-

альной жизни.  Психоаналитическое исследование,  затро-

нувшее вскользь и более трудные проблемы психозов,  мо-

жет  указать  нам  на идентификацию также и в некоторых

других случаях,  не совсем доступных нашему  пониманию.

Два  из этих случаев я подробно разберу для наших даль-

нейших рассуждений. Генезис мужской гомосексуальности в

целом  ряде случаев таков:  молодой человек был чрезвы-

чайно долго и интенсивно фиксирован на своей  матери  в

смысле Эдипова комплекса.  Однако после периода половой

зрелости наступает,  наконец,  время,  когда необходимо

променять мать на другой сексуальный объект. Тогда дело

принимает неожиданный оборот: юноша покидает свою мать,

он  идентифицирует себя с ней,  он превращается в нее и

ищет теперь объекты,  которые могли бы заменить ему его

"Я",  которые он мог бы так любить и ласкать,  как мать

проявляла это к нему.  Это -- частый  процесс,  который

может быть подтвержден в любом случае, и который, разу-

меется,  совершенно независим от какого бы то  ни  было

предположения  об  органической  подкладке  и о мотивах

этого внезапного изменения.  В этой идентификации пора-

зительно ее большее содержание;  она видоизменяет чело-

веческое "Я" в крайне важном вопросе, в сексуальном ха-

рактере, по прототипу существовавшего до сих пор объек-

та.  При этом самый объект  покидается:  будет  ли  это

окончательно или только в том смысле, что он сохраняет-

ся в бессознательной сфере -- это не входит  в  вопросы

нашей дискуссии.  Идентификация с объектом, от которого

человек отказался или который утрачен,  с целью  замены

его,  интроекция  этого объекта в свое "Я" не является,

конечно,  новостью для нас.  Такой процесс можно иногда

наблюдать непосредственно у маленького ребенка. Недавно

в "Internationale Zeitschrift fьr  Psychoanalyse"  было

опубликовано такое наблюдение:  ребенок,  чувствовавший

себя несчастным вследствие  потери  котенка,  объяснил,

недолго думая, что он теперь сам котенок; он ползал со-

ответственно этому на четвереньках,  не хотел  есть  за

столом и т. д.22. Другой пример такой интроекции объек-

та дал нам анализ меланхолии;  этот аффект  насчитывает

среди  своих  важнейших причин реальную или аффективную

утрату любовного объекта.  Основной характерной  чертой

этих  случаев является жестокое самоунижение человечес-

кого "Я" в связи с беспощадной критикой и жестокими са-

моупреками. Анализ выяснил, что эта критика и эти упре-

ки в сущности относятся к объекту и являются местью че-

ловеческого  "Я"  этому объекту.  Тень объекта упала на

"Я", сказал я в другом месте. Интроекция объекта высту-

пает  здесь  с несомненной очевидностью.  Но меланхолия

выявляет и нечто другое,  что может быть важным для на-

ших дальнейших рассуждений.  Она показывает нам челове-

ческое "Я" разделенным,  распавшимся на две части, одна

из  которых  неистовствует  против  другой.  Эта другая

часть видоизменена интроекцией, она включает утраченный

объект.  Но  и  та часть,  которая проявляет себя столь

свирепо,  небезызвестна нам: она включает совесть, кри-

тическую инстанцию в "Я", которая и в нормальном состо-

янии также критически противопоставляет  себя  "Я",  но

она  никогда  не  делает  этого столь неумолимо и столь

несправедливо.  Мы уже раньше имели  повод  (нарцисизм,

печаль и меланхолия) сделать предположение, что в нашем

"Я" развивается такая инстанция,  которая может  обосо-

биться  от  остального "Я" и вступить с ним в конфликт.

Мы назвали ее "Я"-идеалом и приписали ей функции  само-

наблюдения,  моральной  совести,  цензуры  сновидения и

главную роль при вытеснении.  Мы сказали, что она явля-

ется  преемником первоначального нарцисизма,  в котором

детское "Я" находило свое самоудовлетворение. Постепен-

но  она  восприняла  из окружающей среды те требования,

которые последняя предъявляла к "Я" и  которые  "Я"  не

всегда  могло исполнить,  и человек,  не будучи доволен

своим "Я",  имел  все-таки  возможность  находить  свое

удовлетворение  в дифференцированном из "Я" "Я"-идеале.

Далее,  мы установили, что в бреде наблюдения (Beobach-

tungswahn)  становится очевидным распад этой инстанции,

и при этом открывается ее происхождение из влияния  ав-

торитетов,  прежде  всего родителей23.  Но мы не забыли

указать,  что размеры отстояния этого "Я"-идеала от ак-

туального "Я" чрезвычайно варьируют для каждого отдель-

ного индивида и что у многих эта дифференцировка внутри

"Я" не идет дальше,  чем у ребенка.  Но прежде,  чем мы

сможем применить этот материал для понимания либидиноз-

ной  организации  массы,  мы должны принять во внимание

другие изменчивые соотношения между объектом и "Я".  Мы

отлично знаем,  что заимствованными из патологии приме-

рами мы не исчерпали сущности идентификации и оставили,

таким  образом,  отчасти  незатронутой  загадку  массы.

Здесь должен был бы быть предпринят гораздо более осно-

вательный и более полный психический анализ. От иденти-

фикации путь ведет через подражание к вчувствованию, т.

е.  к  пониманию механизма,  благодаря которому для нас

вообще возможно соприкосновение с душевной жизнью  дру-

гого человека. И в проявлениях существующей идентифика-

ции многое надо еще выяснить.  Ее следствием  является,

между прочим, еще то, что человек ограничивает свою аг-

рессивность по отношению к тому лицу, с которым он себя

идентифицирует;  человек  щадит его и оказывает ему по-

мощь.  Изучение таких идентификаций, лежащих, например,

в общности кланов, выяснило Robertson'y Smith'y порази-

тельный результат,  что они покоятся на признании общей

субстанции (Kinship and Marriage, 1885) и поэтому могут

быть созданы путем сообща принятой пищи. Эта черта поз-

воляет  связать  такую идентификацию с конструированной

мною в "Тотем и табу" первобытной историей человеческой

семьи.